Глава двадцать шестая

Таинственный портрет

Неделю спустя. Дом Стрешневых



Петр Игнатьевич подошел к зеркалу, еще раз внимательно осмотрел свой черный фрак,
поправил белоснежный ворот рубашки – кожа была аристократически белой, каштановые
с легкой сединой волосы были гладко зачесаны назад, черты лица утончились –
он помолодел лет на двадцать.




«Господи, неужели это я? Первый раз за столько лет я снова выезжаю в свет», – подумал он
и обернулся, потому что в это самое время дверь комнаты распахнулась, и в гостиную вошла Сашенька.




На ней было великолепное пышное розовое платье, усыпанное множеством жемчужин
бледно-розового цвета, и облегающее в талии. На шее княжны сверкало изящное ожерелье
из драгоценных камней, а волосы были искусно уложены в пышные локоны, в которые
были вплетены маленькие розочки.




- Дорогая, как ты прекрасна! – воскликнул Петр Игнатьевич и подошел к племяннице.
- Дядюшка, не говорите так! Я чувствую себя неловко.




- Не нужно бояться комплиментов, девочка моя! Это ведь так естественно!..
Ты должна привыкать к этому, потому что ты уже взрослая барышня и сегодня
первый раз выезжаешь в свет. Это твой первый бал, не так ли?

- Да, дядюшка!.. И мне так страшно!

- Не волнуйся, дорогая, все будет хорошо. Я буду рядом, - успокоил Сашеньку Петр Игнатьевич.

- Дядя, спасибо Вам большое за то, что так заботитесь обо мне!..
Моя матушка всегда мечтала приехать в Россию, на родину моего отца.
Она думала, если мы вернемся, то отец станет другим.




- Что значит «другим»? – удивленно спросил Петр Игнатьевич.

- Другим – значит не таким хмурым и несчастным. Вы ведь многого не знаете, дядя!..
Сколько я себя помню, отец почти никогда не улыбался. Он часами сидел у себя
в кабинете и о чем-то думал… Думал и молчал. Иногда это молчание просто убивало
мою мать. Они часто ссорились из-за этого. Матушка думала, что папенька не любит ее.
А однажды она даже пригрозила ему, что разведется.




- Сашенька, я все время думаю о том, что ты мне сказала, когда приехала в Россию…
Ты сказала, что мой брат застрелился. Это правда?




- Правда… Мой отец... Застрелился... У себя в кабинете.




- Как это произошло?.. Почему он это сделал?

- Я не знаю. Для меня и маменьки это осталось загадкой.

- Он не оставил даже записку?


- Оставил, но… Это была даже не записка, а маленький клочок газетной бумаги,
на котором большими буквами было написано лишь одно слово…
Там было написано: «Возмездие».
Этот обрывок лежал прямо на письменном столе… Рядом с моим… Рядом с телом моего отца.

- И все?




- И все… Больше ничего. Но я помню, что последние два месяца перед смертью
отец куда-то часто уходил, а затем возвращался за полночь. Но эти два месяца
он ходил весьма счастливым. Даже матушка заметила это.
Однажды она спросила его, что случилось, но он как-то уклончиво ответил…
А один раз он вернулся почти под утро и сразу прошел в свой кабинет.
Я проснулась, чтобы попить воды, и увидела его. Он сидел в своем любимом
кресле, держал в руках портрет красивой молодой женщины и улыбался…
Эта улыбка до сих пор снится мне. Я никогда прежде не видела отца таким счастливым!




- Ты знаешь эту женщину?

- Нет. Я плохо разглядела ее, потому что стояла довольно далеко. Но…
Прежде я его никогда не видела у отца… Знаете, дядя, я думаю, что все
дело в этом портрете! Вернее в этой женщине с портрета.

- А потом? Потом ты еще видела этот портрет? После смерти Василия?

- Я искала его, но… портрет исчез.

- Исчез? Может кто-то забрал его?

- Не знаю, дядя!.. Может быть. После смерти папеньки мне было не до портрета.
А потом, когда я снова вспомнила о нем, то решила показать его маменьке, но…
Я не нашла его. Он исчез.




- Это весьма стр-а-н-н-о! - задумчиво произнес Петр Игнатьевич, пораженный рассказом племянницы.




- Дядя, мы не опоздаем?




- О, прости, дорогая!.. Конечно, нам давно уже пора ехать!..
Как-нибудь мы продолжим этот разговор. Я хочу знать все,
что касается моего брата. Мария!.. Мария!




- Ваше сиятельство?




- Карета готова?

- Да. Федор уже давно ждет вас.




Продолжение следует